Ипостаси профессора АлтГУ А.Г. Россинского

30 июня 2014 Отдел по связям с общественностью
Государственной филармонии Алтайского края исполняется 70 лет. Творческая деятельность заслуженного работника культуры РСФСР виолончелиста симфонического оркестра филармонии профессора АлтГУ Александра Георгиевича Россинского тесно связана с этим учреждением культуры. О том, какую роль филармония сыграла в его жизни, музыкант рассказывает «АП».

– Говоря о филармонии, я могу выступить в трех ипостасях: как архивист, который знает имена выдающихся музыкантов, сотрудничавших с филармонией. Как историк искусства, работавший с документами и общавшийся с людьми, которые хранят в своей памяти бесценные свидетельства многих интересных событий и фактов. Как очевидец, а порой и участник событий, произошедших за те пятьдесят лет, что длится мое творческое содружество с филармонией.

Архивист, историк

– Изучая документы, пришел к выводу, что культурно-просветительная работа в крае велась на инициативных началах задолго до того, как официально 22 мая 1944 года была учреждена краевая филармония.

Еще в 1934 году при городском отделе народного образования открыто концертно-экскурсионное бюро и создан симфонический ансамбль из 18 музыкантов под руководством Эдуарда Лесневского. А в 1937 году концертно-эстрадное бюро организовано при краевом отделе по делам искусств. В задачу бюро входила пропаганда отечественного и европейского искусства, повышение культурного уровня населения.

Военные годы резко изменили всю хозяйственную и идеологическую работу в крае. Выдающуюся роль сыграли эвакуированные в Сибирь столичные музыкальные и театральные коллективы, в том числе симфонический оркестр Ленинградской филармонии, Камерный театр Таирова, многие известные исполнители.

После открытия краевой филармонии на ее базе стали создаваться творческие коллективы: хор, танцевальный ансамбль, послуживший в 1961 году основой молодежного вокально-хореографического ансамбля «Огоньки», камерно-инструментальные и эстрадные коллективы, студия художественного слова, музыкальный лекторий.

Годы «оттепели» и реабилитация репрессированных деятелей искусства привели в край многих высокопрофессиональных музыкантов. В их числе, например, пианистка Вера Лотар-Шевченко. Выпускница Парижской консерватории оказалась в лагерях на целые десятилетия. В составе симфонического ансамбля, созданного в филармонии в 1951 году, было несколько музыкантов с подобной драматичной судьбой. В 1955 году ансамбль преобразовали в малый симфонический оркестр, в 1961 году он участвовал во Всероссийском смотре оркестров и хоров и был высоко оценен.

Очевидец, участник

– Я приехал сюда в 1966 году, а прежде бывал наездами, но оставался, что называется, в материале, так что смело могу говорить, что полвека тесно связан с филармонией. И о том, в чем я непосредственно участвовал, можно книгу написать. Я теперь понимаю ветеранов войны, которые чувствуют невероятную ответственность за тех, кто рано ушел из жизни и не успел рассказать о том важном, что нужно передать потомкам. Я тоже чувствую такую же ответственность, но книгу писать пока некогда.

Я называю себя дитём «оттепели», подразумевая ту эпоху, которая на короткий период времени воцарилась в нашей стране и позволила расцвести мощнейшим талантам. «Оттепель» показала, какой может быть наша страна, которая проснулась и поразила мир родниками духовности. Во всем своем величии — от столиц до крохотных поселений, затерянных в тайге или степи. Люди слушали классику, читали и писали стихи, выступления литераторов и музыкантов собирали колоссальные аудитории вплоть до стадионов. Я был свидетелем всего этого.

Прибыв в филармонию, я был в шоке. Сарай, по-другому не скажешь о том деревянном домишке, в котором она обитала. Здание сохранилось до сих пор, там размещается магазин «Новый Сезам», но сейчас оно имеет вполне приличный вид, а тогда это было погибшее здание с провалившимися половицами и в нем работали симфонический оркестр, другие творческие коллективы. Потом филармония переехала в пожарку, там выделили комнату, где опять же все ютились.

В симфоническом оркестре было 33 человека, и половина из них не очень хорошо владела инструментами. После Новосибирской консерватории, имевшей собственный оркестр из 70 человек, это казалось странным.

Другим потрясением для меня, но уже противоположного свойства, стал музыкальный лекторий, где работали удивительные по своей компетентности и увлеченности просветительством люди. В разные годы в составе творческих групп выступали такие замечательные вокалисты, как Василий Семенчин, Владимир Дубов, Владимир Воронов, Василий Сличенко, Валентина Бардиан, Лилия Боровинская, мастер художественного слова Елена Скрипченко, инструменталисты Емельян Кац, Эльвира Россинская, ваш покорный слуга, а также лектор-музыковед Юлия Коварская и другие.

Творческим группам удавалось создавать целые музыкально-литературные композиции, где звучали фрагменты из опер, вокальные номера в сопровождении фортепианного трио, создавались программы, посвященные памятным датам.

Нередко бывало так, что приезжаем на концерт (в колхоз, совхоз, на предприятие, они закупали у филармонии концерт по безналичному расчету), а в зале всего человек пятнадцать. А выступать надо было так, будто аншлаг.
Отдельная тема — дороги и филармонический транспорт. Автобусы, на которых артисты ездили по краю на гастроли, были разбиты на наших дорогах в хлам. Но люди искусства — особая категория. Даже водители. Наши могли привезти в любое село Алтайского края. Как им это удавалось — для меня до сих пор загадка, и я жалею о том, что не помню имена и фамилии тех водителей, которые делили с нами все тяготы походной жизни, а в трудные минуты, когда машина ломалась, умудрялись каким-то фантастическим способом починить ее и двинуться дальше.

– Вам пришлось пожить и поработать и при советской власти, и в переходные девяностые, и в так называемом новом времени. Какой период вы считаете наиболее благоприятным для творческой деятельности?

– Времена не выбирают, в них живут и умирают. В каждом есть свои плюсы и минусы. В советские времена была государственная политика просветительства. Искусство заставляли служить народу, внедряя его чуть ли не как продразверстку. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что большое искусство было доступно широким массам, а плохо, потому что этим же оно и обесценивалось. Творчество ставилось на поток (попробуй-ка дать тридцать – сорок концертов в месяц!). А с другой стороны, высочайшее мастерство гениальных исполнителей, таких как Гилельс, Ростропович, Ойстрах, выступавших в крае, фактически становилось на уровень рядового явления. А это неправильно.

Современник

– Я верю, что искусство прорастает в человеке. Вспоминаю эпизод в одной из колоний, где я побывал как член комиссии по помилованию. Ко мне подошел осужденный и сказал, что был на моем концерте, что сам когда-то учился в музыкальной школе и что теперь очень сильно жалеет о том, что бросил учебу. Думаю, этот эпизод — пример того, как проявляется могучая сила искусства, воздействуя на души человеческие.

Да, в былые времена была несвобода, но в эпоху несвободы родились гениальные произведения и Россия дала миру выдающихся композиторов — Прокофьева, Шостаковича, Свиридова, Шнитке. Они были воспитаны на копеечных зарплатах и мизерных гонорарах. Сейчас все можно, а где творцы? Недавно по телевидению услышал хорошую мысль: виноград должен расти на камнях, тогда корни идут глубоко, а виноград приобретает уникальные вкусовые свойства. Так же и искусство. Советское точно выросло на камнях.

– Александр Георгиевич, все ваши однокурсники давным-давно живут на Западе. Вы один из немногих, кто остался в России, хотя вас тоже приглашали за рубеж. Почему не поехали?

– Для меня многое, связанное с советским периодом истории, осталось дорогим. Я был воспитан этим временем, и у меня были потрясающие учителя, обладающие высочайшей нравственностью. Многие из них сидели в лагерях и вроде бы должны быть обижены на Родину, но они вопреки ожиданиям не озлобились. Они азартно отдавались искусству и этому же учили нас. Мы смотрели на них и понимали, что только так и можно творить настоящее искусство.

Я никогда не жалел, что остался. Я не стал богат материально, как мои бывшие однокурсники, но мне повезло больше, чем им. Я до сих пор востребован как музыкант – играю, работаю со студентами, занимаюсь наукой (защитил на музыкальной теме диссертацию по философии). Мы встретились на пятидесятилетии консерватории, и все они мне завидовали, потому что я еще в деле, а они — нет.

Сейчас много богатых людей. Но где меценаты? Вспоминаю, как наш оркестр ездил в Испанию в конце девяностых годов. Поездку организовал бывший школьный учитель, ставший миллионером благодаря участию в каком-то проекте, который неожиданно принес ему такой большой доход. И этот человек провез нас бесплатно по тем памятным местам Испании, где он работал, где был счастлив, где жили его родственники, друзья. Нас прекрасно везде принимали, и это нас вдохновляло. При этом сам меценат всегда оставался как будто в тени. Почему у нас, среди наших соотечественников, не находится такая вот добрая душа, как у этого испанца?

А ведь история знает немало примеров, когда благодаря поддержке состоятельных людей музыканты могли творить и создавать свои шедевры. Но почему-то сейчас таких бескорыстных людей не находится. Надо ждать гранта губернатора, чтобы провести значительное мероприятие.

– К слову, о грантах губернатора. Вы не раз выигрывали их.

– Грантовая поддержка сегодня — это попытка найти систему взаимоотношений учреждений культуры со зрителями огромного края. В этом году, например, по гранту состоялся концерт нашего оркестра в Рубцовске и я выступал в качестве солиста. Зал драмтеатра, где проходил концерт, был полон.

– Вы не только музыкант-исполнитель, но и педагог, работающий со студентами в музыкальном училище и университете. Как вы оцениваете молодежь, которая идет в искусство, готовность служить ему увлеченно?

– Сложный вопрос. Да, не все в нашей жизни измеряется рублем, но и без рубля сегодня не выжить. Реалии нашей жизни меняются, но я отмечаю, что ребята находят какие-то замещающие варианты, которые не мешают учебе, но позволяют осваивать рыночные механизмы. Например, играть на свадьбах, юбилеях и тому подобных торжественных мероприятиях.

Осмыслить происходящие в обществе изменения я не берусь, но не может страна с таким огромным духовным наследием отказаться от высокого искусства и сдаться попсе. Идет борьба. Хотя бывают и просчеты. Я имею в виду, например, кафедру инструментального исполнительства в государственном университете, которая второй год остается без бюджетного набора. Она готовит кадры для музыкальных коллективов края. Две трети состава симфонического оркестра филармонии — ее выпускники. То же можно сказать и об оркестре «Сибирь», и о духовом оркестре — везде трудятся наши воспитанники. И все равно профессиональных музыкантов недостаточно.

По-видимому, Москва приняла решение учить только в консерваториях. Но, во-первых, из консерватории сюда никто не едет. Во-вторых, мы готовим кадры по консерваторской программе, экзамены у наших выпускников принимают специалисты из Новосибирской консерватории. Уровень требований единый. И, в-третьих, нашим выпускникам не надо решать те бытовые проблемы, которые возникают у приезжих, — у местных ребят есть жилье, многие уже имеют семью. То есть они укоренились здесь и гарантированно останутся жить и трудиться на благо родного края.

Как все это объяснить столице, я не знаю. Но если не изменить ситуацию, то уже через несколько лет работать в оркестрах будет некому. Талант — товар штучный. Бог, похоже, не спешит раздаривать его налево и направо, величина примерно стабильная. Другое дело, как этим богатством распорядиться. В девяностые годы, когда мы были нищими, Фонд Сороса очень дальновидно пригласил на учебу подающих надежды ребят. Сейчас эти мальчики и девочки двигают науку и искусство за рубежом, а мы экономим. В том числе и на тех десяти бюджетных местах, которые нужны нашей кафедре.

поделиться
Связано с разделами
https://www.asu.ru/?v=sw0