Воспоминания Любови Анатольевны Хворовой: «В театр привело... насилие»

В массах бродит мнение, что математики – народ сухой, абстрактный. Помните, у Высоцкого: «Замучились вы с иксами, запутались в нулях». Но жизнь опровергает устоявшиеся стереотипы. Знаете ли вы, к примеру, что один из самых талантливых лириков-сатириков (Владимир Карымов) – математик? Или, что именно на математическом факультете был в свое время создан знаменитый театр «Плот»?! О тех незабвенных временах мы беседуем с кандидатом технических наук Л.А. Хворовой.

Любовь Анатольевна не только видный администратор и педагог, она еще и завзятый театрал, ибо стояла у истоков создания театра и принимала самое непосредственное участие в его развитии и даже, некоторым образом, угасании. Мы позволили себе задать ей несколько вопросов:

– Любовь Анатольевна, с чего все начиналось?

– Дело в том, что нужна была художественная самодеятельность. У нас на факультете каждую субботу проводились вечера. Не просто дискотеки – каждый вечер был специфический. Проводились тематические встречи: 7 ноября, День Конституции... Однажды политбюро попросило подготовить праздник. Мы обратились к профессионалам и пригласили женщину из ТЮЗа, помощника режиссера. Одно, другое мероприятие – и на базе матфака образовался театр «Плот».

– Почему именно «Плот», а, скажем, не «Бригантина»?

– Да просто так назвали. Но так как все задавали идиотские вопросы типа «Что это значит», то волей-неволей приходилось объяснять. И мы решили, что «Плот» – аббревиатура, которая расшифровывается как: «Поэтический Литературный Оптимистический Театр».

– Что лично Вас туда привело?

– Меня? Насилие. Я была на факультете ответственной за художественную самодеятельность. И к тому же отвечала за агитбригаду в стройотряде. Поначалу я согласилась участвовать в одном мероприятии, потом был спектакль... Так постепенно втянулась. Когда встречаешь у зрителя поддержку, то хочется продолжать.

– А поддержка была? Театр пользовался успехом?

– Да, конечно. Тогда в городе это только начиналось, даже не в городе, а у нас на факультете. Поэтому к нам все сбегались, и мне вместо того, чтобы скакать и прыгать, приходилось стоять у входа и усмирять толпу. Все к нам просто ломились, потому что время проводить больше негде было.

– Какой репертуар был у вашего театра?

– Вначале ставили поэтические композиции. Сильно юморить мы не юморили. Если «Калейдоскоп» работает в плане шоу, то мы ставили пьесы от Садур до Шатрова «Синие кони на красной траве». Правда, был спектакль «Люди, звери и бананы» состоявший из нескольких смешных новелл. И мы получили приз за лучшие актерские роли.

– Как обстояло дело с мальчишками? Не хватало?

– У нас был женский коллектив. Мальчики у нас как-то долго не задерживались. Среди наших мальчишек был, например, Сухачев. Тот, что сейчас пейджеры рекламирует.

– В театральной жизни случается много курьезов. Происходило ли что-нибудь подобное с вами?

– Сейчас всего не припомнишь. Было такое происшествие, может, не совсем смешное, но с последствиями. Проводился ежегодный фестиваль, и мы представляли пьесу про В.И. Ленина. Там есть сцена: рабочие энд крестьяне энд интеллигенция обсуждают поэзию, художников. Мол, у них везде «постельные сцены». Хотя в то время все это запрещалось, мы решили пьесу ставить. Когда выходили на городское жюри с этой «постельной сценой», то Т.М. Степанской (завкафедрой МХК) стало дурно, она кричала, топала ногами и вообще пришла в ужас. Тогда все было строго. За костюмами, действием, текстом следили. В общем, у нас начались конфликты.

– А как складывались отношения с преподавателями? Наверное, театр отнимал много времени и учеба «хромала»?

– Знаете стандартную фразу: чем больше человек занят, тем больше он делает. Естественно, я спала на лекциях. Однажды мы так готовились к очередному вечеру, что я пришла на лекцию и уснула на парте. Проснулась от того, что наш декан Геннадий Васильевич стоял надо мной. Занятие уже закончилось, все разбежались, а он ждет. Вообще, к тем людям, которые занимались в театре, была и требовательность, и любовь. Если возникали проблемы с учебой, нам помогали.

– А сокурсники как к вам относились?

– Если был конкурс, то все валили посмотреть, где у нас промашки, чтобы потом не упустить момент напомнить.

– Промахи не исключали побед? Поклонники, концерты, фестивали...

– Вначале были только отчетные концерты, потом стали организовывать фестивали. И каждый раз победы отдавали юристам-экономистам, потому что их было больше. Потом мы взяли себя в руки. Знаете, было обидно слушать всякий маразм (я уже была преподавателем и трезво могла оценивать качество выступлений). Короче, мы написали шикарный сценарий (использовали стихи А. Барто). Девчонки сами шили костюмы, которые, кстати, потом купил студклуб. Мы репетировали каждый день, оттачивали каждое слово, движение. И когда девчонки вышли на сцену, то все было настолько потрясающе, что зал онемел. Это был 1988-й год. Так мы и закончили. Потом постепенно все становилось хуже и хуже.

– И в 1992 году...

– ...Театр прекратил свое существование.

– Что послужило тому причиной?

– Трудности были связаны с помещением. Мы вышли за рамки вуза, и театр базировался во Дворце химиков. Поскольку дворцы сложно содержать, они стали распродаваться.

– Коллектив распался, но вы поддерживаете отношения между собой?

– Конечно, но на другом, теперь уже профессиональном уровне. Многие из нас – преподаватели. Например, Слава Рогочков работает в 86-м лицее.

– Любовь Анатольевна, что вам дал театр?

– Научил играть. Даже на лекциях.

– Как вы думаете, почему сейчас не возникают такие студенческие театры? Неужели молодежь стала менее талантливой?

– Да нет. Просто нужны талантливые руководители. И еще. Раньше все было из-под палки. Было требование – надо!

– Испытываете ли вы ностальгию по тем временам?

– Больные мы, что ли? Жить надо дальше. Пусть в другом образе.

Беседовали Юлия Кравченко, Марина Шуркина
«За науку», № 16, 1998
https://www.asu.ru/?v=sw0