Михаил Тарковский

Незачем гадать и о том, чем счастлив М.А. Тарковский. Русский писатель и поэт с 1986 года живет и работает в сибирской тайге, на берегу Енисея, в Туруханском районе Красноярского края. Внук Арсения Тарковского, племянник Андрея Тарковского, он жил в основном с бабушкой, которая, по его собственному признанию, воспитала в нем настоящую любовь к своей необъятной родине.

Эта любовь, романтика поздних советских лет, стремление испытать себя зазвали молодого ученого-зоолога на великую сибирскую реку. Енисей принял и больше не отпустил москвича.

27 февраля, благодаря стараниям неутомимого С.А. Манскова, состоялась встреча с писателем в нашем университете. Многочисленной аудитории показали отрывок из документального фильма «Счастливые люди», снятого при участии Михаила Александровича о его друзьях и соседях – охотниках, давно ужившихся с местным народом – кетами.

Фильм этот оставляет замечательное впечатление – настоящая простая и мудрая жизнь северян сходит с экрана. В суровом климате, где зимой передвигаются на снегоходах и лыжах, а летом – на лодках, где реки – это единственные дороги, люди надеются только на себя, на свои руки и на самые простые инструменты.

Их непростой, но крепко устоявшийся быт, особая речь со множеством неведомых нам, горожанам, понятий завораживают. Как же выживает этот патриархальный мир сибирской деревни, эти люди, живущие истинными духовными ценностями? Их дома сжигают и затапливают при строительстве ГЭС, у них нет постоянной оплачиваемой работы, нет дорог. Удастся ли подняться Сибири в урбанистическом мире?

«Нужно верить и надеяться. Ведь по всем объективным обстоятельствам все должно было сгинуть уже давно», – отвечает писатель.

«Чувствуете ли Вы какое-нибудь особое единение с природой, занимаетесь ли духовными практиками?» – раздается вопрос из зала.

«Духовными практиками в районе кетской деревни занимались японцы. Наелись мухоморов, а бедные кеты их потом ловили по тайге. А мы храм православный построили. Эти практики нам как-то ближе…»

Настоящее единение с природой, тонкое чувствование ее находишь в книгах Михаила Александровича. Именно в них, а не в кратких ответах на вопросы отразились его жизнь, мысли. Читает свою прозу он эмоционально, увлекаясь. В ней живут оформленные автором в глубокие метафоры удивительные, русские, певучие слова, потому что живы самые вещи, понятия: матица, наличники, путики, кулемка. Художественное время там не простое – слоеное прошлое многолюдной крестьянской избы.

Суровость северян – следствие не дурного нрава, а сложных условий жизни. Не будут в тайге кормить собаку-бездельницу, не приспособленную к охоте, нельзя запретить охотнику весенний сезон. Для него это «разговение», праздник после крепкой и долгой зимы. Но зря никогда не убьет настоящий охотник ни птицы, ни зверя, ни рыбы.

Конечно, интересовали публику воспоминания о знаменитых родственниках. Но Михаил Александрович общался с ними не много и, кажется, побаивался: слишком большими они казались ему людьми.

Трилогия «Замороженное время», «Енисей, отпусти», «Тойота-Креста» написана в лучших традициях любимых писателей Тарковского: В.Г. Распутина, В.П. Астафьева – об охотниках и рыбаках на берегах Енисея-батюшки.

«Это отчет перед судьбой и дотошная попытка выразить в художественном слове всю тщету познания, подобрать ключ к великим далям – и горним, и человечьим».

«Тойота-Креста» – это еще и роман о любви, непридуманная история чувств водителя, охотника, хозяина тайги и городской девушки – редактора журнала.

Из стихов к роману:

Там, где кедр с обломанной вершиной
Над седой стеной монастыря,
Где встает над мокрою машиной
Сизая осенняя заря,

Как в огромной выстывшей квартире,
Где по стенам солнечные швы,
Я живу в пустеющей Сибири
И люблю Марию из Москвы.

В головах Саянские отроги,
Енисей вливается в висок,
Руки, как огромные дороги,
Пролегли на запад и восток.

В каждой я держу по океану,
Не испить, не слить, не уронить,
Как же мне, разъятому орлану,
Самого с собой соединить?

Снег идет задумчиво и косо,
Головы застыли на весах,
И бессонно крутятся колеса
В головах, машинах и часах.

В книгах этих духом наделена не только природа, но и японские машины, которые перегоняет водитель Женька. Это живые, почти как у братьев Стругацких, механизмы (в «Улитке на склоне» – тоже, кстати, японский мотив). Но эти механизмы скорее добрые, прирученные. А их правый руль – признается автор – ассоциируется у него с головой российского орла, повернутой на восток. Так, на западе страны, руль преимущественно левый, а на востоке – правый, вот вам и двуглавая гордая птица.

* * *
Я стою на краю Океана,
Ожиданья, надежды, земли.
Над Хоккайдо полоска тумана,
И в Корсаков ушли корабли.

Все сбылось по пути на дороге
В налетающем косо снегу.
Потому так пронзительно строги
Эти горы на том берегу.

Так по чьей нестихающей воле
Я стою, как стоял, на мосту –
Два крыла, две дороги, две боли
Распластав на огромном кресту?

Вот колышется, светится, дышит,
Обнимает, гудит, говорит,
И имеющий уши да слышит,
И имеющий очи да зрит.

Эту зыбь, не залегшую к ночи,
Эти дали, дымы, облака.
Лишь бы были прозрачными очи
И, как прежде, спокойна рука.

Спите, горы, дома и собаки,
Я к утру разгоню пелену.
Я подам предрассветные знаки,
Что приму, пронесу и верну.

Все верну. И полоску тумана,
И двуглавую долю свою.
Понимает язык Океана
Только тот, что стоит на краю.

«Не одолевает ли вас во время длительного одиночества в тайге грусть?»

«Нет, напротив, на природе в голову приходят очень хорошие, правильные мысли. Там человек не чувствует себя одиноким. Нужно быть только старательным учеником тайги, следовать ее законам».

Михаил Александрович – настоящий сибиряк, и он гордится этим званием.

Елена Залетина