Перед Новым годом в Барнауле вышел альманах "Ликбез". Книжка самиздатовским тиражом в сто экземпляров стала неожиданно заметным событием в культурной жизни края, и многие связывают это с личностью главного редактора. В гостях у "Свободного курса" - Вячеслав Вячеславович Корнев.
- Есть ощущение, что выход "Ликбеза" многих людей как-то расстроил. Почему вообще творческие начинания встречают неодобрение?
- Часто это ревность, потому что те, кто хоть что-нибудь делают – пишут, например, - очень болезненно относятся к тому, что другие это делают тоже. В провинции эта ревность обострена, потому что все друг друга знают, и все это переживается адресно.
- Откуда столько молодых авторов? Вот же только, кажется, не было никого.
- Казалось, что за поколением 35-40-летних настоящий провал. Но почему это казалось? Просто печататься было негде. "Алтай" и "Барнаул" – это два псевдоконкурирующих клана (и один официозный формат), а издать сборник было не по карману ни одному студенту. Вот поэтому их не было видно, но потом, когда появился Интернет, вдруг выяснилось, что они есть и в Барнауле, и в Бийске, и где-нибудь на поселке Южном. Ребята объединились в Сети вокруг "Ликбеза", и оказалось, что они очень даровитые. Эти люди выросли в безжизненном ландшафте, в превратившейся в сплошной базар стране; но зато они могут заново открывать какие-то важные вещи, у них нет провинциальных комплексов, мучавших нас. Отсюда, кстати говоря, эта любовь к верлибру – это знак полной творческой свободы. Для них нет вопроса – как рифмовать, и рифмовать ли вообще.
- Вы можете объяснить идеологию альманаха? Чем он отличается от "Алтая" или "Барнаула"?
- Когда-то в качестве идеологии, или объединяющего мировоззрения "Ликбеза" служил, как определил один читатель, просвещенный патриотизм. Тогда это было бранное слово: его вспоминали только в связи с "кошачьим патриотизмом" или как "последнее прибежище негодяев". Это было немодно, порицаемо, и потому авангардно. Мы понимали почвенничество и аномальный консерватизм как настоящий вызов, как оппозицию погромщикам страны и культуры. Но сейчас, когда все чиновники организованно мутировали в патриотов, у меня это вызывает лишь отторжение. Теперь ясно, о каких негодяях шла речь в поговорке. Так что я стараюсь не пережимать ни с идеологией, ни с патриотизмом вообще. "Ликбез" мыслится как творческая лаборатория: человек, впервые попробовавший себя в писательском ремесле, предлагает материалы, а я стараюсь помочь ему первой публикацией. Мы выводим молодых авторов на литературную орбиту. После серьезной критики и вообще читательской реакции, они уже как-то иначе к себе относятся. Многие, конечно, переоценивают свои юношеские пробы и прекращают писать. Но все равно, КПД 30-40% - это, мне кажется, серьезно. Поэтому наши "выпускники": Дмитрий Мухачев, Василий Сыроежкин, Александра Вайс, Елена Гешелина, Саша Малыгина, Евгений Мингалёв, Александр Романцов… - долго можно перечислять, - это то самое, долгожданное поколение молодых литературных талантов, которым чуть более 20-ти, и все они так или иначе связаны с "Ликбезом".
- Расскажите о том, как начинался ваш альманах.
- Это было на первом курсе истфака, в группе 191, в 1989 году - в декабре исполнилось ровно 20 лет. Мы (еще два отца-основателя "Ликбеза" - Сергей Лёвин и Сергей Липов, а также поэт-авангардист Игорь Копылов, присоединившийся к альманаху чуть позже) варились в такой среде, когда каждый день происходило какие-то культурное событие: выход новой книги, посещение разных выставок, концертов, "Рок-периферия", литсеминары. Мы были немного знакомы с Владимиром Токмаковым, который учился на первом курсе первого набора журфака, и с филологами – Михаилом Гундариным, Вячеславом Десятовым, которые были на 2-3 курса старше. Мы горячо интересовались литературой; видели стенные газеты "ЭРА" (литобъединение "Эпицентр российского авангардизма", под предводительством Токмакова), читали в "За науке" полемику вокруг поэтической организации "ГрИАДКА" ("Группа имени Ивана Андреевича Дедушки Крылова"), и у нас тоже возникла потребность что-то такое сделать. Сшили вместе несколько машинописных страниц, прилепили мягкую обложку, которая быстро истрепалась – и тиражом в четыре экземпляра вышел первый номер с девизом, типа "Не умеем, не хотим, да и нельзя" (девиз, придуманный для ооновских "голубых касок").
Альманах представлял собой стеб на политические, в основном, темы. Там, допустим, переосмысливался курс "Истории КПСС" - ведь мы были последним поколением первокурсников, которому его читали. Альманах был безбашенным, а по политической ориентации, можно сказать, либеральным. Вот в таком духе мы сделали три номера на печатной машинке, нашлись энтузиасты, которые перепечатывали уже с этого перепечатанного… Потом у нас был период взросления, и где-то на год - полтора мы потерялись вообще. В своем истинном виде "Ликбез" возник только в 92-м году, объединив как полярные литературные силы, которые уже устали от полемики друг с другом, так и людей, которые ни в какие объединения не входили, но тоже нуждались в рупоре. Возникла такая удивительная ассоциация из авангардистов, традиционалистов, правых и левых; тех, кто интересовался литературой и сам что-то писал. Так мы продержались до 14-го номера, который вышел тиражом в 1000 экземпляров, после чего разом исчезли все источники финансирования. Я долго мыкался, ходил по спонсорам, но эта безнадёга быстро надоела. А тут появился Интернет, мы быстро перекочевали в сеть.
- Помните, когда на выборах ваш соиздатель поэт Михаил Гундарин работал на партию власти, второй ваш соиздатель поэт Владимир Токмаков* прокомментировал это примерно так: "Вам это не нравится? Платите Мише деньги, и он не будет заниматься политическим пиаром, а будет писать стихи". Мне кажется, это из серии "поэт не дорожит", а вам?
- Мне кажется, что это не вопрос радикального выбора, а вопрос какой-то внутренней органики. Ведь дилемма "или – или", "продаваться - или заниматься чистым творчеством" - это чистая мифологема. Бывает же, что все это существует в человеке параллельно: вот взять моего любимого Василия Васильевича Розанова. Он занимался литературной подёнщиной, причем давал в конкурирующие издания совершенно противоположного содержания статьи. И при этом писал исповедальные вещи, серьезные статьи, серьезную философскую работу сделал… Но у него просто не было такой проблемы: как выключить в себе творца и включить социальную проститутку. Это абсолютно органичные вещи для человека, который в своей разноликости оставался себе тождественным. Здесь, мне кажется, такая же ситуация. У Гундарина розановский характер – он многолик, и каждая его грань ему самому необходима. Другой случай – Токмаков, который раньше все время писал, что поэта Токмакова следует четко отделять от Токмакова-журналиста, но сейчас, мне кажется, и он очень органично чувствует себя в этих двух ипостасях. Ни тот, ни другой эту проблему "или-или", мне кажется, не решают. Хотя есть истинные радикалы – условно скажу, Вася Сыроежкин, для которого сама необходимость существовать в обществе и платить этому обществу какие-то долги является вызовом. Это такой исчезающий тип бунтаря, как раньше, может быть, Башлачев, Цой, Хантер Томпсон. Но таких людей единицы… Мне тоже далеко до них, хотя я стараюсь по возможности выключаться из общества-государства.
- В представлении многих именно вы - человек, создающий в нашем крае культурный слой, вне которого невозможно существование очень молодого, но мыслящего человека.
- Я постоянно чувствую, что для меня есть, не мной придуманная, роль какого-то персонажа. Не знаю, лично я никогда бы специально не придумывал себе подобные амплуа. "Известным деятелем культуры" как-то меня обозвали. Тьфу! Как можно вообще общаться с людьми, когда ты какая-то иконка, лубок? Как разговаривать со студентами, если они видят только авторитет, а слов слышат, не воспринимают? Я как раз стараюсь ломать стереотипы, не быть персонажем или каноном.
- А чего вы от них хотите? Чтобы они были – какими?
- Поскольку от функции учителя я отказываюсь, то ничего не хочу. Они мне предлагают что-то – я оцениваю (или наоборот). Мне предлагают совместные проекты: вот как с фильмом "Зоб"** - пока мы его - делали, у нас на год-полтора сложился дружеский коллектив, и там уж неважно, кто старше, кто младше… Было взаимное притяжение, и уж ни авторитет, ни роль какая-то значения не имели.
- Вы довольны тем, как зрители приняли фильм?
- В Барнауле "Зоб" смотрели на фоне полугодичных ожиданий и даже рекламной компании: мы специально нагнетали внимание, запустили трейлер. На презентацию собралось человек 500. И хотя, казалось бы, большинство из них ходили в Клуб любителей интеллектуального кино, но все равно фильм был воспринят… как-то не так. Все выходили озадаченные, ошарашенные, в ожидании какой-то подсказки для понимания. Потому я опасался, что вне Барнаула, где нет общей для нас культурной ауры, "Ликбеза", нашего многолетнего коммуникативного опыта, его тем более не поймут. Но, тем не менее, то, что о нем говорили зрители в других городах, и как его приняли в Питере на "Дебоширфильме", показало, что смысл фильма понятен и без этого местного подтекста. Поскольку в Барнауле и на Алтае гениев нет и быть не может, поскольку это по определению дыра с провинциальными амбициями, то все очень пристрастно относятся к тому, что делают другие. Все говорили: ну, может быть, шедевр, но барнаульский шедевр. А люди, у которых нет этой предустановки, увидели тот самый сюрреализм, абсурд, революционный пафос, нонконформистскую свободу, которые мы и закладывали.
- Кстати, "Клуб любителей интеллектуального кино" для вас…
– … это тоже не миссионерская работа, в которой меня все время кто-то подозревает, а просто личное удовольствие. Я люблю кино, и еще мне очень нравится с кем-то его обсуждать. Сначала дискутировали в компании с близкими людьми и моими студентами, потом небольшой клуб стихийно организовался в Объединении поэтов Алтая, в "Шишковке", наконец появилась и многосотенная аудитория в АГУ. Каждый год приходят новые люди, и я всякий раз с 1 сентября я начинаю заново объяснять, что такое кадр, метафора, что можно видеть в фильме помимо сюжета. В этом, конечно, есть элемент культурной деятельности, но я получаю от этого большое эгоистическое удовольствие.
- Есть ли в Барнауле лично для вас возможность развиваться, двигаться куда-то дальше? Или здесь вы можете только создавать условия другим?
- Многие говорят, что Барнаул – такое болото, в котором нечего делать вообще, и каждое поколение студентов строит планы на отъезд в Москву или Питер. Поэтому создается впечатление, что мы работаем только как доноры, на отток и кадров, и культуры. Но мне кажется, что такие ламентации часто играют роль оправдания: каждый кивает на другого, на внешние проблемы, и ничем в реальности не занимается. Меня тоже это болото на сколько-то лет засосало: как это было с бумажным "Ликбезом". Там спонсора не нашли, здесь – поддержки… В общем, я тоже увяз, а потом меня зажгли энергией мои же собственные студенты. Вот Василий Сыроежкин сделал маленьким тиражом свой самиздатовский сборник, так что же нам мешает? Получилась обратная зависимость – сначала я на них влиял, а теперь они сами меня направляют в правильную сторону. То есть, для меня это точно такая же проблема: провинциальная лень, всякие препоны, бюрократы, но жаловаться на это всерьез я бы не стал. Если ты понимаешь, что ничего добиться невозможно, то это ощущение освобождает, превращает любое действие в какой-то метафизический подвиг. Отсюда мой пессимизм как посылка приводит к жизнеутверждающим и оптимистичным выводам.
- Я все равно не понимаю, как вы здесь живете.
- Держу свой бастион, вот и все. "Ликбез", Киноклуб… Помните советский фильм "Инспектор ГАИ"? Там отрицательный герой, его играет Михалков, директор автосервиса, Хозяин Жизни. А положительный герой, инспектор, останавливает его за превышение скорости раз, другой, потом отбирает права. Антигерой включает блатные связи, гаишника начинают прессовать: жене достается, родственникам – всем на полную катушку. В итоге инспектора понизили чуть ли не до сержанта, поставили охранять какую-то конуру. Наконец, Хозяин Жизни его спрашивает: ну, дескать, чего ты добился? Зачем тебе это надо? А тот отвечает (пафосный, конечно, финал): если я так, и кто-то еще, и еще – то, может, и будет все, как надо.
Справка:
Вячеслав Корнев - доцент кафедры философии Алтайского госуниверситета, кандидат философских наук, преподаватель философии Алтайского государственного университета (АлтГУ), редактор литературного альманаха "Ликбез", руководитель Клуба любителей интеллектуального кино.
*Вячеслав Корнев – главный редактор "Ликбеза", Михаил Гундарин – заместитель главного редактора, заведующий отделом прозы, Владимир Токмаков – заведующий отделом поэзии.
**Фильм "Зоб", который Корнев снимал вместе со своими студентами, стал лауреатом фестиваля независимого кино "ДебоширФильм". Скачать можно с сайта "Ликбеза".
Лариса Хомайко
http://www.altapress.ru/story/48684
Фоторепортаж Инны Кашкаревой с мероприятия, посвященного 15-му выпуску альманаха "Ликбез":
